Биография и творчество поэта

Страница 1

Настоящая фамилия поэта — Лотарев Игорь Василь­евич. Он родился 4 (16) мая 1887 года в Петербурге, на Гороховой улице, где и прожил до девяти лет. В 1896 году его отец расстался с матерью и увез сына к своим родственникам в Череповецкий уезд Новгородской губернии. Там, на берегу Суды — «незаменимой реки»,— прошли отрочество и юность будущего поэта. Там же он закончил четыре класса Череповецкого реального училища — учиться дальше ему не пришлось. В 1904 году будущий поэт вернулся к матери и жил вместе с нею в Гатчине, под Петербургом. Север отозвался в его душе, пробудил вдохновение. Конечно же, он придумывал Север. Как придумывал и сам себя, как вообще воображал себе свой мир, еще далекий от реальности. Но в этом придуманном мире, таком, казалось бы, далеком от повседневности, таком благополучном и спокойном, внезапно ощущаешь трагедию и боль. Нет никаких видимых причин к беспокойству, но, читая стихи, невольно чувствуешь трево­гу, скрытую то в интонации автора, то в подтексте. Может быть, это еще только предчувствие, предвидение той боли, которая потрясет и страну и мир:

Твоей души очам — видений страшных клиры .

Казни меня! Пытай! Замучай! Задуши! —

Но ты должна принять! И плен, и хохот лиры —

Очам твоей души!

Сегодня это ощущение боли, поиски правды кажутся нам важнее, чем утверждение Северяниным эгофутуризма. Футуризм был только периодом, хотя и значительным, в его твор­честве. Протестуя про­тив пошлости, он удалялся на берег моря, «где ажурная пена», или в «озерзамок», или на «лунную аллею», встречал коро­леву «в шумном платье муаровом», слушал звуки Шопена. Называя себя «царь страны несуществующей». Северянин мог бросить вызов обществу, воспевая «ананасы в шампан­ском» и утверждая себя как гения. Но это было — маской. Что же в действительности двигает поэтом? О чем думал он сам?

Из меня хотели сделать торгаша,

Но торгашеству противилась душа.

Смыслу здравому учили с детских дней,

Но в безразумность влюбился соловей.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

И общественное мненье я презрел,

В предрассудки выпускал десятки стрел.

Что же было в нем истинного? О чем же думал Севе­рянин, воспевая «мороженое из сирени», создавая причудли­вые новые формы? Повторяя в разных вариантах строку в «Квадрате квадратов», он изне­могает от того, что «заплутал, точно зверь, меж тревог и по­эм .» Тревога о людях, о любви, о России. И даже в самом «скандальном» стихотворении «Эпилог» «упоение» победой поверхностное. Надо заметить другое, более точное само­определение поэта: «В ненастный день взойдет, как солнце, моя вселенская душа!» Но ни читатели, ни критики не до­гадались, что пафос Северянина не в самопохвале, а, напро­тив, в веротерпимости.

Не ученик я и не учитель,

Великих друг, ничтожных брат.

Иду туда, где вдохновитель

Моих исканий — говор хат.

(«Эпилог»)

Если прочитать эти строки без предубеждения, иначе поймешь намерения поэта. И тогда стихотворение, казавшееся эпатажем, бравадой, оказывается, заключает в себе и самоотрицание. Поэт ощущает себя равным миру — и не скрывает своего чувства. Ирония действительно характерна для стихов Северянина. Но она направлена не против лиц, а против явлений. Против фальши, бездушия, озлобления и невежества.

Останови мотор! Сними манто

И шелк белья, бесчестья паутину,

Разбей колье и, выйдя из ландо,

Смой наготой муаровую тину!

Что до того, что скажет Пустота

Под шляпками, цилиндрами и кэпи!

Что до того! — Такая нагота

Великолепней всех великолепии!

Конечно, это и сегодня зву­чит вызывающе. Но на упреки в пошлости сам Игорь Северянин ответил в 1918 году в стихотворении «Двусмыс­ленная слава»:

Во мне выискивали пошлость,

Из виду упустив одно:

Ведь кто живописует площадь,

Тот пишет кистью площадной.

Неразрешимые дилеммы

Я разрешал, презрев молву.

Мои двусмысленные темы —

Двусмысленны по существу.

Правильнее было бы сказать, что весь поэтический мир Игоря Северянина изначально двойствен. Поэт как бы взве­шивает на весах добро и зло: «И в зле — добро, и в добром — злоба». Северянин отстаивал свои взгляды яростно и искренне, что, конечно, не подтверждает его правоты. Но это объясняет его одиночество и в вымышленном мире, и в настоящем.

В августе 1914 года в «Стихах в ненастный день» Северянин провозглашает: «Живи, живое восторгая! От смерти мертвое буди!» Через год, в июле 1915 года, в «Поэзе «Невтерпеж» звучат иные ноты:

Чем дальше, все хуже, хуже.

Все тягостней, все больней.

И к счастью тропинка уже,

И ужас уже на ней .

Этот ужас еще отступает в минуты личного счастья. Но жизнь постоянно возвращает его к вопросу о добре и зле, об истине, о любви к народу. Признавая принципиальную неоднозначность мира, поэт писал:

В ничем — ничто. Из ничего вдруг — что-то.

И это — Бог!

В самосозданьи не дал он отчета,—

Кому б он мог?

(«Поэза истины»)

Похожие публикации:

Рыцарский роман
В последней трети XII в. в Германии развивается рыцарский роман. В нем мы находим в основном те же самые чувства и интересы, которые составляют содержание рыцарской лирики. Это, прежде всего тема любви, понимаемая в более или менее «возвы ...

Стилевые особенности прозы Довлатова
“Я ” автора и “я” героя — проблемы взаимодействия В последние десятилетия стилевая проблематика стала очень актуальной. Вне проблемы стиля немыслимо никакое искусствоведение, а уж тем более литературоведение. Так случилось, что для теори ...

Приветствия
В автобиографических повестях И.С. Шмелева мы можем выделить 3 морфолого-синтаксические формы, на основе которых строятся формулы приветствий: 1. Приветствия могут быть образованы с помощью глагола «здравствовать» в основной форме повели ...