Петербург в дневниках Чуковского.Страница 3
Нет сомнений, что когда «Рембрандт» Волынского будет опубликован полностью, портрет философа словами Чуковского станет едва ли не самым точным, хотя сегодня на фоне сочинений Волынского о Достоевском или русском балете он выглядит странновато .
А вот описание компании русских формалистов уже и сегодня не удивляет, удивляет лишь настойчивость Чуковского в упоминаниях об их еврействе. Через пять лет после новогодних высказываний В. Ходасевича на эту тему он записывает аналогичные высказывания Михаила Зощенко: «Был у Жака Израилевича. Жак женился, жена молодая (ну, она его уже “цукает”, скоро согнет в бараний рог). У Жака были Шкловский, Тынянов, Эйхенбаум – все одни евреи, я один православный, впрочем, нет, был и Вс. Иванов. Скучно было очень».
Конечно, дневник – не статья. Быть может, именно потому Чуковский записал это высказывание Зощенко, что помнил о предыдущем варианте подобной мысли, уже попавшей в его дневник.
Теперь, когда видя постоянную двойственность, явно мучившую Чуковского в те годы, нам необходимо вспомнить, что именно в 1922 году, с записей которого и начинается второй том дневников, в Берлине вышли «Фельетоны» В. Жаботинского. Эта книга была расширенным и несколько переработанным вариантом издания 1913 года, куда входила статья 1912 года «Странное явление». В ней читаем: «Газеты одного крупного города черты оседлости, описывая тамошнюю попытку публичного чествования памяти Комиссаржевской, устроенную литературно-артистическим клубом, отметили, что русской публики на торжестве было мало, а зато было очень много публики еврейской <…> Ни для кого не тайна, что литературные клубы в черте оседлости вообще на девять десятых посещаются евреями; огромное большинство членов – тоже евреи. Арийский элемент представлен обычно десятком-другим отдельных любителей музыки; пусть это талантливые и симпатичные люди, но их мало».
Казалось бы, речь идет только об Одессе. Однако то же самое Жаботинский говорит и о ситуации в Петербурге, где евреев куда меньше, но процент их среди чтящих память русской актрисы тот же, что и в черте оседлости. Более того, Жаботинский описывает свой разговор с одним ассимилятором из евреев, который четко, безо всякой тени антисемитизма, утверждает, что когда в русских культурных клубах количество евреев превышает некую черту, русские интеллигенты просто перестают посещать подобные собрания, тем более если поначалу они были организованы русскими, а потом в них начался наплыв евреев. Жаботинский завершает свою статью так: «“Странное” явление все-таки должно иметь свою причину <…> Она или в русской интеллигенции, или в еврейской. Или первая органически не способна интересоваться, откликаться, реагировать и т. д., и только евреи, эти единственные ангелы-хранители русской культуры в Петербурге и на окраинах еще спасают положение, держат знамя и прочее, и тогда остается только изумляться, откуда у этого равнодушного русского племени взялось столько творческого подъема, чтобы создать без всякой еврейской помощи Толстого и Комиссаржевскую. Или их к евреям просто “не тянет”, и когда они видят, что на их собственном празднике танцует слишком много евреев, то даже лучшие из них предпочитают праздновать у себя дома; и если это так, то евреям и дальше придется нести в себе нелестную роль единственных музыкантов на чужой свадьбе, с которой хозяева ушли».
Прав или неправ был Жаботинский в целом, но дневник К. Чуковского 1922 года отразил именно это ощущение, причем благодаря двойственному не только культурному, но и национальному происхождению автора.
Судьба готовила Чуковскому еще одно испытание. В июле 1924 года он записывает: «Вчера вечером М.Б. (Мария Борисовна Чуковская. – Л.К.) сказала мне, что слухи о смерти моего отца неверны. Он жив, но Рохлина, моя полусестра, убита зверски (татарами?), изнасилована (на шестом месяце беременности) и изрезана на шесть кусков. Сестра, – а я даже не знаю, как ее звали!»
Похожие публикации:
Анализ стихотворения «Родной язык»
Мой верный друг! мой враг коварный!
Мой царь! мой раб! родной язык!
Мои стихи – как дым алтарный!
Как вызов яростный – мой крик!
Ты дал мечте безумной крылья,
Мечту ты путами обвил,
Меня спасал в часы бессилья
И сокрушал избытком с ...
Биография А.А. Блока
Александр Александрович Блок (1880 – 1921) принадлежал к кругу старой русской интеллигенции. Его отец был профессором – юристом и философом, а мать – переводчицей.
Родители разошлись сразу же после рождения ребенка, поэтому Блок воспитыв ...
Самый близкий мне человек
Самый дорогой мне человек это моя мама.
Я всегда так думала, потому, что так воспитали. С возрастом это фраза утекает из моего сознания, как ненужное воспоминание. Это часто помогает, когда мы с ней ссоримся. Но всегда на смену обиде и н ...